Раньше или позже ей придется обо всем рассказать дедушке. Дедушка уже давно возвел ее на пьедестал — свою малышку, которая не имеет права ошибаться. Он не считал ее ошибкой даже Филиппа, только винил себя в том, что не смог вовремя раскусить этого человека. Но что Соломон подумает о ней сейчас?
Вероятно, лучше всего будет спасти Соломона от позора, уехать в Европу или в Калифорнию, или еще куда-нибудь — подальше от Нью-Йорка. Родить там ребенка, вырастить его и начать новую жизнь под вымышленным именем. Если Дженне не суждено быть любимой, по крайней мере у нее будет ребенок.
Стук копыт со стороны тропы отвлек ее от раздумий. В приближающемся всаднике Дженна узнала Генри и тут же испытала разочарование. Несмотря на то что она опасалась оставаться наедине с Ченсом, ей по-прежнему хотелось быть с ним рядом, видеть его по вечерам, после рабочего дня, ужинать с ним и с дедушкой. Дженна еще надеялась, что Ченс решит забыть о прошлом и встретит будущее… вместе с ней.
Генри увидел ее и потянул поводья. Скрестив руки на луке седла, он улыбнулся.
— Как прекрасно ты выглядишь!
Дженна ответила ему улыбкой.
— Благодарю за комплимент. Как идет работа?
Генри спешился и сел рядом с ней, не отпуская поводья. Его жеребец принялся пощипывать траву.
— Работа становится приятной, если я знаю, что, вернувшись в лагерь, увижу твою улыбку. — Он галантно поцеловал Дженне руку.
— Сегодня ты решил льстить напропалую?
Генри неловко опустил глаза и уставился на носок своего сапога. Его улыбка сменилась серьезностью.
— Это не лесть, Дженна. Я действительно отношусь к тебе по-особому. Откровенно говоря… я люблю тебя.
Дженна дружески положила руку ему на плечо.
— И я люблю тебя, Генри. Но к чему такая мрачность?
На мгновение в его глазах промелькнула боль. Генри пытался заговорить, но, по-видимому, не мог подобрать слова. Держа Дженну за руку, он наконец продолжил:
— Да, Дженна, ты меня любишь как друга. Боже мой, разве можно терпеть это дольше! Это настоящая мука…
— Генри, о чем ты говоришь?
— О любви, Дженна, — он заглянул ей в глаза. — Не о дружбе, а о настоящей любви мужчины к женщине. Я хочу жениться на тебе, Дженна, уже несколько лет, только прежде я боялся, что ты отвергнешь меня. Но теперь я решил, что хватит быть трусом, решил открыть тебе душу. Правда, я не думал, что все произойдет именно так, но…
Судя по выражению лица Генри, нельзя было и предположить, что он шутит. Должно быть, он почувствовал, что Дженна хочет отстраниться, и крепче сжал ей руку.
— Выслушай меня, Дженна. Скажи честно, что мешает нашей дружбе перейти в любовь?
Прежде всего Дженна вспомнила о Ченсе — она любила его так, как не любила и не могла любить Генри. Вместе с Ченсом она испытала страсть, которую вряд ли могла ощутить с другим человеком.
Дженна поймала себя на мысли, что с трудом, почти со смущением смотрит в глаза Генри. Должно быть, она ослепла, если не замечала его любви. Даже Ченс это заметил. Неужели Ченс и все остальные знали, что чувствует Генри? Но что ответить ему сейчас, как признаться, что она носит ребенка Ченса?
Внезапно к ее горлу вновь подкатила тошнота — в последнее время это случалось нередко.
— Все это так неожиданно, Генри…
— Для тебя, но не для меня. Подумай как следует, Дженна. Может, ты изменишь отношение ко мне. Я буду ждать, сколько понадобится, пока ты не забудешь о Кайлине — да, я знаю, что ты привязана к нему. Но оба мы хорошо знаем, что он уедет, едва дорога будет построена, и тебе не на что рассчитывать.
Его слова были слишком близки к истине. Дженна могла бы согласиться с Генри, могла бы поверить ему, но единственной мыслью, оставшейся сейчас у нее в голове, была мысль о том, что, может быть, Ченс изменится.
Генри положил ладонь ей на щеку.
— Тебе придется забыть о нем так, как о Дрездене, иначе ты испытаешь мучительную боль.
— Ченс… ты же его совсем не знаешь, Генри. Он не такой, как Филипп. Он порядочный человек.
Но в эту минуту у Дженны мелькнула мысль: если она примет предложение Генри, это спасет от позора и ее и дедушку. Однако Генри должен узнать всю правду, и Дженна сомневалась, что даже в этом случае его чувства не изменятся. Генри ненавидел Ченса — она видела, как эта ненависть горит у него в глазах, — и вряд ли он захочет иметь какое-либо отношение к ребенку Ченса, а тем более усыновлять его.
— Генри, я хочу уйти. Мне надо подумать.
Генри поднялся вместе с ней, и прежде, чем Дженна успела отвернуться, схватил ее в объятия. Смущенная и растерянная, она не смогла вырваться.
— Подумай о моих словах, Дженна. Поверь, Кайлин — всего лишь краткий миг твоей жизни, а я останусь с тобой навсегда.
Он приподнял ее за подбородок и поцеловал в губы — нежно, так, как прежде целовал ее в щеку или в лоб. Но Дженна восприняла этот поцелуй совсем иначе — теперь она знала, что чувствует Генри. Однако в ней самой так и не вспыхнуло желание. О, если бы услышать эти слова любви от Ченса!
Дженна услышала, как по дороге к ним приближается всадник, и попыталась вырваться, но Генри сжал ее крепче. Наконец высвободившись, она обнаружила, что смотрит прямо в ненавидящие глаза Ченса, который с трудом сдерживает резвого жеребца.
Дженне хотелось объяснить ему, в чем дело, но прежде, чем она успела открыть рот, Ченс помчался прочь по лагерю, обдав их пылью. Что-то подсказывало Дженне: если между ними и были какие-то чувства, теперь они навсегда исчезли. Она может попытаться объяснить Ченсу, почему оказалась в объятиях Генри, но Ченс ей никогда не поверит.